Текст Елена Балашова
Одним из самых ярких светильников веры стал в православной Москве в конце 1920-х – начале 1930-х годов духовник Высоко-Петровского монастыря схиархимандрит Игнатий (в миру – Александр Александрович Лебедев; в мантии – Агафон).
Он родился 28 мая 1884 года в городе Чухлома Костромской губернии в семье потомственных почетных граждан. Закончил Солигаличское духовное училище, Костромскую духовную семинарию, Казанский ветеринарный институт.
Желание стать монахом родилось в нем под влиянием общения с преподобным Гавриилом Седмиезерным(Зыряновым; 1844–1915), который и благословил его на иноческий путь[1].
По благословению преподобного Гавриила тогда еще молодой студент Александр, жаждавший скорее поступить в монастырь, закончил ветеринарный институт и по окончании его, не дожидаясь вручения дипломов, пришел в Зосимову пустынь. Здесь будущий преподобномученик Игнатий стал духовным чадом преподобного Германа (Гомзина). Главным послушанием юного Александра поначалу стал уход за скотом и лечение всех монастырских животных. Много времени будущий пастырь человеческих душ проводил на пастбищах и на конном дворе. Воспитание настоящего монашеского духа осуществлялось в полном послушании своему старцу. Игумен Герман сказал однажды одному из своих духовных детей-архипастырей о смиренном послушнике: «Какое у меня золото на конюшне сокрыто!»
В день пострига он записал в своем дневнике: «18 марта 1915 года. День пострига. Родители! И есть сын у вас – и нет его, и умер он – и жив он! (Господи! Всегда бы таким себя чувствовать!) Охватит сердце твое злоба – хватайся руками за сердце… а там на Кресте Сама Любовь – Христос распятый. Все хороши, все добры зело»[2].
Свободное от послушаний время по благословению старца юный монах Агафон стал уделять чтению трудов святых отцов, особенно преподобных Симеона Нового Богослова и Исаака Сирина, святителя Игнатия (Брянчанинова). Через три года он был рукоположен в сан иеродиакона, а в 1920 году Патриарх Тихон рукоположил его в сан иеромонаха. Владыка Варфоломей, игумен Митрофан и послушницаВ начале 1923 года старец Герман мирно почил о Господе, а вскоре Зосимова пустынь, как и практически все обители в те годы, была закрыта. Иеромонах Агафон вместе с некоторыми другими зосимовскими братиями принял приглашение владыки Варфоломея (Ремова), настоятеля Высоко-Петровского монастыря, начать служение в этой обители.
Главным деланием батюшки в Высоко-Петровском стала исповедь монашествующих и приходящих в монастырь богомольцев. Владыка предоставил ему просторный левый клирос храма во имя преподобного Сергия Радонежского. Через полгода служения – весной 1924 года – владыка Варфоломей возвел отца Агафона в сан архимандрита и назначил наместником монастыря.
Отец Агафон был очень внимательным духовником, и скоро вокруг него собралась самая большая паства в Петровском монастыре. Были, однако, и прихожане, которые говорили, что он рано начал старчествовать, но отец Агафон, ничего не делавший без благословения владыки Варфоломея, смиренно нес свой духовнический крест.
С 1926 года, по благословению владыки, батюшка начал совершать тайные постриги в рясофор среди своих духовных чад. Вот как вспоминает о руководстве старца Агафона одна из его духовных дочерей монахиня Игнатия (Пузик):
«Души, открывшись батюшке, уходили, только оставив свой “багаж” у его ног. Тут же они получали и новые задачи, и новые указания, им открывался часто новый путь, новое решение жизни. От человека батюшка требовал не только честного, но просто даже ревностного отношения к гражданским и служебным обязанностям, вменяя их как святое послушание. И жизнь наполнялась до краев. Протекая в тех же внешних формах, она получала вдруг иное содержание, иную окраску, все делалось теперь уже во имя Бога и ради Бога – так учил батюшка – и не было великих и малых дел…»[3].
Летом 1927 года батюшка решил устроить скит неподалеку от Высоко-Петровского монастыря для своих духовных чад и благословил его иконой Божией Матери «Знамение». В скиту должны были находить духовный приют все сестры, вступающие на иноческий путь. Знаменский скит располагался в подчердачном помещении дома № 3 по Печатникову переулку (несколько лет назад этот дом как обветшавший был снесен).
Старшей среди пострижениц батюшки Агафона была монахиня Евпраксия (Варвара Сергеевна Трофимова; 1901–1979), регент левого хора Высоко-Петровского монастыря. Одной из первых она стала насельницей Знаменского скита. Сестры воспринимали ее как игумению их общины, особенно когда был арестован батюшка Игнатий. Она осуществляла связь сестер с батюшкой, не раз ездила к нему в заключение, первой узнала о его кончине, всю жизнь заботилась обо всем обществе сестер.
Практически одновременно с ней была пострижена в рясофор и поселилась в скиту монахиня Ксения (Екатерина Яковлевна Попова; 1893–1979). В 1930 году состоялся ее постриг в мантию, а через полгода – в начале 1931-го – матушка Ксения была арестована и на три года сослана в г. Горький. И в ссылке она оставалась послушным чадом отца Игнатия — батюшка руководил ею через письма. Так, например, он писал:
«…есть иная беседа, не зависящая ни от пространства, ни от бумаги, ни от всего прочего, – это беседа любящим сердцем молитвенно в Боге… Также в сердце нашем пред Всеведцем будем и монашествовать дондеже (пока) гнев Божий мимоидет, а пред людьми будем Екатериною (как и я А<гафон>, а не И <гнатий>).
Если Г[оспо]ду угодно будет, постарайся восстановиться в правах, а для сего – никогоже и нечегоже бояся, вступи в артель (если это фабрика – то поступать не надо)… не примут – толкнись в другую, откажут – займись частной работой. Все – как Г[оспо]ду угодно.
Исповедуйся у старичка священника от Варвары Вел<икой> с именем Екат<ерина>. С правилом – как в скиту; апостольник – когда одна на правиле, черный платок в церкви тоже пока не надо; письма присылай, а помыслы при случае по рукам…
Прости. Г[оспо]дь с тобою!»[4].
Матушка Ксения помогала матушке Евпраксии опекать младших сестер до конца своей жизни.
В 1924 году в Высоко-Петровский монастырь пришла молодая студентка университета Валентина Ильинична Пузик (1903–2004), от рук батюшки она приняла постриг в рясофор с именем Варсонофия, а уже после его гибели и в его память была пострижена в мантию с именем Игнатия. Почти в 100-летнем возрасте в 2002 году монахиня Игнатия была пострижена в схиму с именем Игнатия уже в честь прославленного во святых своего духовного отца. По благословению отца Игнатия юная монахиня продолжила учебу и научную деятельность, стала всемирно известным ученым в области патоморфологии туберкулеза, сформировала свою научную школу… Единственное, что не позволило ей стать академиком, – это ее религиозность: «Вы же понимаете, Валентина Ильинична, вам нельзя…» – говорили коллеги, намекая на ее беспартийность и известную «кому надо» церковность[5]. Именно матушке Игнатии мы обязаны многими воспоминаниями о Высоко-Петровском монастыре и о преподобномученике Игнатии (Лебедеве).
Духовные чада отца Игнатия – тайные постриженицы его общины – сохранили свою общность вплоть до 1970-х годов. Высоко-Петровский монастырьОтец Игнатий всегда очень внимательно относился к выбору имен для своих пострижеников. Поскольку монашество было тайным – «монастырь без стен и одежды», как говорили о нем в Высоко-Петровском, – то таким особым покровом становилось для принявшего постриг новое имя. По мысли отца Игнатия, получив в постриге имя святого, новые иноки должны были подражать житию своего нового небесного покровителя. Новое имя не изменяло особенностей души каждой из сестер, напротив – каждая точно воскресала вновь в том исходном образе, который напечатлен был в ее душе Создателем всяческих. Монахиня Игнатия писала позже:
«Многие чувствовали себя после пострига зернышками, попавшими в горсть милостивого отца; и зернышкам от этого так светло, тепло и радостно: почему они вдруг взяты от всех других? Они же такие, как и все, может быть, даже и хуже, но они взяты в любовную горсть… и им отрадно. Так созидался постепенно новый образ жизни, новый человек, инок»[6].
Батюшка говорил, что «сестры святы», святы потому, что избрали путь иной, особой иноческой жизни, принося во всесожжение Богу свою душу со всеми ее пожеланиями[7]. Чаще тайные постриги принимали женщины, мужчины же, посвящая свою жизнь Богу, выходили на открытое служение, становились иеродиаконами и иеромонахами и вскоре подвергались гонениям – арестам, ссылкам, лагерям, казням…
Чтобы научить сестер смирению, которое батюшка считал основой всей дальнейшей христианской жизни, он соединял сестер вместе, чтобы они учились истинно смиряться друг перед другом, а потом и нести в мир эту проповедь смирения.
«Сестры святы, – говорил он. – Если чем смутилась, не обращай внимания… Знай, что ничего не бывает случайного, если тебя обидели или уничижили… Прими это как вразумление от Самого Бога».
«Имей всех сестер как ангелов, а себя имей у всех под ногами», – повторял он.
Батюшка всегда стоял за последовательность восхождения в духовной жизни и, согласно евангельским заповедям, основой всего считал нищету духа[8].
Особенные страдания доставляла старцу болезнь, которая поразила его вскоре после пострига, – паркинсонизм, постепенно прогрессировавший, сковывавший движения батюшки и приведший к тому, что перед кончиной он был по сути прикован к своему одру. Когда ему было всего 46 лет, в 1929 году, болезнь столь усилилась, что батюшка попросил владыку Варфоломея исполнить его заветную мечту о постриге в великую схиму. Владыка сразу же согласился. Старший из зосимовских старцев игумен Митрофан[9] сказал об этом: «Ему можно»[10]. В схиме ему было наречено имя Игнатий в честь священномученика Игнатия Богоносца и в память святителя Игнатия (Брянчанинова), любимого духовного писателя батюшки. Сам старец считал схиму «еще большим трудом по несению скорбей душ человеческих». Число его духовных чад достигло в это время почти 400 человек.
Руководство Московской епархии, тесно связанное с руководством Патриархии, участвовало в маскировке тайного Высоко-Петровского монастыря. По всей вероятности, это делалось с ведома и одобрения самого митрополита Сергия (Страгородского), лично знакомого с епископом Варфоломеем. Так владыка Филипп (Гумилевский), управлявший в то время Московской епархией, несмотря на арест, скрыл от властей факт тайного пострига отца Игнатия в схиму, хотя именно он и благословил этот постриг (схиархимандрит Игнатий, будучи арестован в 1935 году, проходил по документам дела под своим именем в мантии – как архимандрит Агафон)[11].
В начале 1930-х годов духовный авторитет схиархимандрита Игнатия и игумена Митрофана в Москве был очень высок. Известно, например, что еще в конце 1920-х годов к ним обратился священномученик Роман Медведь, которого они благословили оформить официальный развод, чтобы избавить от преследований семью[12].
Власти настояли, чтобы в 1934 году отец Игнатий был отстранен от служения и исповедания богомольцев. Подчиняясь решению священноначалия, он с этого времени не приходил в храм. Батюшка не мог прийти даже на отпевание своей почившей матери (также его тайной постриженицы с именем Авраамия). Отпевал ее епископ Варфоломей.
Еще ранее, в 1933 году, отец Игнатий вынужден был оставить свою прежнюю квартиру по настоянию ее хозяев. Одна из его тайных пострижениц, монахиня Афанасия (Феофания Филипповна Давыдова; 1901–1979?), предложила отцу Игнатию, который был тяжело болен, переехать к ней, чтобы, как она говорила, «жить спокойно». Здесь батюшка мог принимать людей, здесь иногда совершались богослужения. В 1935 году, когда монахиню Афанасию арестовали вместе с батюшкой, эту помощь старцу вменили ей в вину. Из обвинения следовало, что на ее квартире отец Игнатий «проводил систематическую антисоветскую агитацию, обрабатывал в религиозном и контрреволюционном духе, склонял на тайное монашество и одновременно с этим распространял ложные слухи о якобы проводимых советской властью гонениях на религию и верующих».
Сам старец Игнатий был арестован на 5-й неделе Великого Поста 1935 года, в вечер чтения Великого канона, и заключен в Бутырскую тюрьму, где почти все время провел в тюремном лазарете. По собственному признанию старца, вместе со скорбью тех дней, временами, внезапно Господь посещал его такой радостью, подобно которой он раньше никогда не испытывал.
«Хотя я лишен того, к чему стремился всю жизнь – еже жити мне в дому Господни вся дни живота моего – но Он близ… – писал батюшка в одном из первых писем из заключения, – и сего никто и ничто не отнимет, кроме допущенного по воле нашей нерадения»[13].
В светлую пасхальную ночь батюшка был утешен подарком: от парализованного больного, «лишенного ног», он получил изображение красного яичка, которое тот нарисовал красной спичкой на бумаге. А батюшка в ответ шепотом пел ему всю Светлую утреню[14].
Схимник отец АгафонВ октябре старец был этапирован из Москвы. Первым местом заключения стал лагерь, размещавшийся в бывшей Саровской пустыни. Больной батюшка все время находился в лазарете. Из заключения он писал своим чадам:
«Слава Богу за все случившееся – это одно можем сказать! С Ним везде хорошо, и на Фаворе, и на Голгофе!»[15].
В конце жизни отец Игнатий практически не мог самостоятельно двигаться, тяжко страдал от болезней, но не унывал и, как мог, утешал свою паству. Во время свидания с духовной дочерью он завещал своим духовным чадам:
«Господа надо любить всем сердцем, Господь должен быть на первом месте, от веры не отрекаться». «Господь всех краше, всех слаще, всех дороже… Спасение в ваших руках, пользуйтесь, пока возможно»[16].
«Смирение червей не боится, – писал он своей духовной дочери монахине Евпраксии, посещавшей его в заключении, при обострении болезни. – “Между страхом и надеждою”, кажется, кончилось, началось – “терпение убогих”». «…Боюсь (прости — малодушие!), что останусь один… но как угодно Господу! <…> надо отложить всякия мечтания неполезныя и человеческия разсуждения, а всецело отдаться в волю Божию даже до смерти, о которой только и надо помышлять, которой только и надо ждать – как вожделеннаго конца – как соединения со Христом, чего и вам всем усердно желаю (ср. Флп. 1: 21–24)»[17].
Последнее письмо батюшки, не имевшего уже сил из-за голода и болезней даже проставить все знаки препинания, – это завещание мира:
«Мир дальним, мир ближним, мир всем любителям сего мира носителем по мере сил старался быть я, к сему миру хощу отъыти, и этот мир оставляю вам, этот мир»[18].
Скончался схиархимандрит Игнатий (Лебедев) утром 11 сентября 1938 года, в день Усекновения главы святого Иоанна Предтечи, в тюремном лазарете исправительно-трудовой колонии на станции Алатырь в Чувашии. Перед кончиной Господь сподобил его исповедаться у бывшего здесь священника и принять Святые Тайны. Точное место его погребения установить пока не удалось.
Память его празднуется 30 августа / 12 сентября, на следующий день после Усекновения главы святого Иоанна Предтечи.
Елена Балашова 13 сентября 2018 г.
[1] Преподобный Гавриил Седмиезерный прославлен как местночтимый святой Казанской епархии. Среди его духовных чад немало новомучеников и исповедников Церкви Русской. Память его празднуется 24 сентября / 7 октября.
[2] Цит. по: Игнатия, монахиня. Старчество в годы гонений. Преподобномученик Игнатий (Лебедев) и его духовная семья / Подготовка текста, публикация, предисловие и комментарии А.Л. Беглова. М.: Издательство Московского подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2001. С. 53.
[3] Цит. по: Письма из заключения схиархимандрита Игнатия (Лебедева) // Альфа и Омега. 1997. № 12. С. 95.
[4] Цит. по: Игнатия, монахиня. Старчество в годы гонений… С. 295, 296.
[5] Беглов Алексей. Памяти монахини Игнатии (Пузик) // Церковный вестник. 2004. № 17 (294), сентябрь.
[6] Игнатия, монахиня. Старчество в годы гонений… С. 156.
[7] Там же. С. 208, 209.
[8] Там же. С. 192.
[9] Игумен Митрофан (Тихонов). В Зосимовой пустыни считался преемником старца Алексия. В свое время отказался от сана архимандрита, был духовником епископа Варфоломея. В Высоко-Петровском монастыре на него ложилось принятие важных духовных решений. Несколько раз подвергался арестам. Вновь был арестован в 1941 г. В Москве ходили слухи, что в тюрьме он был рукоположен в архиерея. Скончался в тюрьме в 1942 г.
[10] См.: Игнатия, монахиня. Старчество в годы гонений… С. 81.
[11] Беглов Алексей. В поисках «безгрешных катакомб». Церковное подполье в СССР. М.: Издательский Совет РПЦ; «Арефа», 2008. С. 75–76.
[12] Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Июнь–август. Тверь: «Булат», 2003. С. 202–203.
[13] Игнатия, монахиня. Старчество в годы гонений… С. 106.
[14] Там же. С. 108.
[15] Игнатий (Лебедев), схиархимандрит. Письма из заключения старца Зосимовой пустыни и Высоко-Петровского монастыря / Подготовка текста, публикация, вступительная статья и примечания А.Л. Беглова // Альфа и Омега. 1997. № 1 (12). С. 100.
[16] Игнатия, монахиня. Старчество в годы гонений… С. 118.
[17] Цит. по: http://secretmonks.ru/fathers/shiarhimandrit-ignatij-lebedev/pisma-iz-zaklyucheniya/pismo-10/.
[18] Там же. С. 120.