Преподобный Гавриил

Монастырь » Святые » Преподобный Гавриил

gavr_zirБудущий старец схиархимандрит Гавриил (в миру – Гавриил Феодорович Зырянов) родился 14 марта 1844 года в благочестивой семье крестьян Пермской губернии Феодора и Евдокии. С самого детства маленький Ганя (Гавриил) был отмечен знамением свыше: в чудесном видении паникадила, испускающего свет, был четырехлетнему мальчику голос:

– Ты – Мой!

– Чей это? – вопрошал изумленный Ганя.

– Божий!..

С юных лет зародилось в сердце Гани желание стать иноком, и 13 августа 1864 года поступает он послушником в Оптину пустынь. Оптинские старцы: святые Амвросий, Илларион, Исаакий, отец Мелхиседек и другие, среди которых Гавриил нес свои послушания, сформировали и воспитали в будущем подвижнике дух старчества и иноческого смирения, дух кротости и по-детски трепетной любви к Богу. Преподобный Гавриил, уже подвизавшись в подвиге старчества, вспоминал об Оптине: “Да, мы чувствовали там себя, как среди святых, и ходили со страхом, как по Земле Святой… Я присматривался ко всем и видел: хотя были разные степени, но все они были равны между собою; никто не был ни больше, ни меньше, а были все – одно, одна душа и одна воля – в Боге”.[1]

Молодой послушник удостоился особого внимания преподобного Амвросия. Нередко подолгу беседовал он и со старцем-затворником иеросхимонахом Мелхиседеком, выходившим по ночам молиться на монастырское кладбище. Старец произносил такие благодатные речи, что слезы умиления текли по щекам юного Гавриила. В конце каждой из таких бесед затворник неизменно прибавлял: “Учись петь и читать хорошо, тебе придется быть в Москве”.

Десять лет Гавриил нес послушания в Оптиной пустыни, а постриг все затягивался, это печалило молодого послушника, считавшего, что постриг – это не награда, а покаяние. И Гавриил (памятуя предсказание старца Мелхиседека) согласился на приглашение архимандрита Григория в московский Высоко-Петровский монастырь.

В обитель будущий старец прибыл 28 февраля 1874 года, его сразу е назначили экономом монастыря. Хозяйство он вел прекрасно, и скоро к нему перешли и все дела казначейские. Но успехи вместе с праведной и кроткой жизнью нового собрата стали причиной зависти к нему нескольких насельников из числа братии. Жизнь его пытались очернить, даже грозились убить, а он со смирением переносил обиды. На казначея клеветали настоятелю, а добрый и доверчивый архимандрит Григорий иногда верил и наказывал смиренного инока Гавриила, а потом, разобравшись, просил у него прощения.

Особым испытанием для молодого подвижника стала влюбленность в него одной прихожанки. Она писала ему записки и даже просила выйти из обители и жениться на ней. Отец Гавриил старался не глядеть на нее, но не мог не обращать внимания и на свои чувства… Любя монашество, он горячо молился Богу, Пресвятой Богородице и святым угодникам, чтобы помогли ему в этой борьбе с самим собой. Почти два года продолжалась эта борьба.

13 августа 1875 года, в день памяти святителя Тихона Задонского отец Гавриил был пострижен в монашество и получил имя этого угодника Божия. Лишь на время мука борьбы отступила от него. Были периоды явной помощи Божией и Пресвятой Богородицы, когда в сердце водворялся мир, но бывало, что снова мерк в душе благодатный свет, и вновь наступала борьба с адской страстью. Через год после пострига отец Тихон увидел в сонном видении, как к нему подошла Пречистая Богородица, сопровождаемая святителями Тихоном Задонским и Димитрием Ростовским. Святитель Тихон сказал: «Что грустишь? Надо было терпеть: мученическую получил бы награду!» Но отец Тихон со стоном просил избавить его от страсти. Пресвятая Богородица прикоснулась к нему, он почувствовал свежеть и обновление и проснулся. Сердце было наполнено лишь святыми и благоговейными чувствами. Со слезами благодарил отец Тихон своих избавителей. Впоследствии батюшка всегда жалел и был милостив к страдающим от какой-либо страсти, никогда не осуждал их, а только всем сердцем соболезновал и старался своими советами и особенно молитвами ослабить узы вражеского плена.

В феврале 1877 года отец Тихон был рукоположен во иеродиакона. Однако козни некоторой части братии против него не ослабевали. Не раз вспоминал отец Тихон совет явившегося ему старца Амвросия Оптинского, который советовал: «Беги из Москвы!».

Проходя монашеский искус, преодолевая множество скорбей и преград на пути духовного возрастания, о. Тихон осознал, что путь в Царствие Божие лежит через полное отречение от своевольного делания. Он полагался только на волю Божию и всякий раз, когда требовалось принять какое-то важное в жизни решение, ожидал Божественного указания. Получив же его, исполнял указанное, удостоверившись, что не искушаем от лукавых духов.

Уже тогда будущий старец имел от Бога дар различения духов (1 Кор. 12, 10), т.е. способен был своим духовным чувством различать волю Божию от прельщения бесовского. Был такой случай. У московского купца Титкова были две дочери, они часто ходили к службам в Высоко-Петровский монастырь и, по молодости своей, стали заглядываться на молодых послушников и монахов. Родители, заметив это, запретили им ходить в Петровский монастырь. И вот, о. Тихон слышит однажды голос: “Скажи Титкову, чтобы отпускал дочерей молиться, иначе – сгорят вместе с товаром!” Этот голос повторялся несколько раз и неизменно с угрозой: “Сгорят!” Отец Тихон заподозрил духа лукавого и решил не предупреждать Титковых. Наконец, голос стал требовательным: “Иди, скажи: сегодня загорится магазин в 9 часов!” Но о. Тихон опять не послушал и не сказал. Вдруг слышит: “У Титковых магазин загорелся! (в этот же момент раздался набатный звон). Не говорил ли я тебе?.. Вот, был бы теперь прославлен!” Так о. Тихон избежал падения в прелесть.

В то же время он поверил в правду голоса, говорившего о его скором переводе в Богоявленский монастырь. В августе 1880 года отец Тихон покинул Высоко-Петровскую обитель.

Внутренняя атмосфера московских монастырей сильно разнилась с духом Оптинского старчества. Но отецТихон не падал духом, его поддерживала и переписка с оптинскими старцами. Св. Амвросий благословлял бежать куда угодно, только не жить в Москве. Отец Тихон ожидал Божественного знака, и, действительно, получил его. В июне 1882 года прибыл отец Тихон в Раифскую пустынь, где 24 апреля был рукоположен во иеромонаха. Здесь его назначили братским духовником, здесь было все то, о чем он мечтал – уединение и возможность молитвенного делания. Однако, в ноябре 1883 года – отец Тихон переводится в Седмиозерную пустынь. Здесь в лице наместника пустыни архимандрита Виссариона, уважаемого и благочестивого монаха, отец Тихон нашел искреннего духовного друга и наставника и вскоре был назначен братским духовником, а затем – и благочинным. В этой пустыни, в которой будущий старец прожил 25 лет, и явился во всей своей полноте дар его старчества.

В одном селе Мамадышского уезда Казанской губернии, куда о. Тихон прибыл крестным ходом с чудотворной Седмиозерной иконой Божией Матери, произошел следующий случай. После молебна о. Тихон стал осенять народ иконой, как вдруг увидел, что все повалились наземь с криками: “Господи, помилуй! Пресвятая Богородица, спаси нас!” Оказалось, что народ неожиданно увидел сияние в виде венца, внезапно охватившее весь образ и руки отца Тихона, так, что от яркого света не было видно ни образа, ни рук. Богомольцы и седмиозерные послушники подумали, что образ уходит на небо, и, испугавшись, закричали. Позже на этом месте был построен храм. Так, Господь не оставлял угодника Своего, отмечая его чудесными явлениями и знамениями.

Но настоящее почитание пришло к старцу тогда, когда прикованный к постели тяжким и внезапным недугом отец Тихон был пострижен 5 октября 1892 года в схиму (с наречением прежнего имени Гавриил – в честь Архангела Гавриила) и в борьбе с телесными скорбями снискал особую благодать Божию, получив к прежним своим дарам дар “боголюбия” и дар врачевания (по молитве) душевных и телесных недугов. Пять лет был прикован иеросхимонах Гавриил к постели тяжкой своей болезнью, но телесная немощь укрепляла дух.

Позже святой старец писал одному из своих духовных чад, академику-монаху:

“Мне желалось бы выяснить тебе, как ближайшему другу и брату о Христе, чувство Боголюбия, – то чувство, которое я сам так долго и так сильно желал получить и не получал…

Я жаждал любить Бога всем сердцем. Но как любить? Если любить Бога, – нужно быть достойным Бога, а я видел себя не только грешником, но и коснеющим во грехах своих. Желание любить Бога крепко возрастало до горения, а как любить, чтобы сердце удовлетворилось в своем желании, я не знал… Все способы испытал, на которые указывают: т.е. делать все доброе, быть милосердным к ближним… Не раз оставался чуть прикрытым, раздавая все нуждающимся, терпел голод и холод, скрывая это от других, обиды терпел, не мстил за обиды, старался любить врагов и любил их, как то повелено Господом. Но самой любви-то к Богу я в себе не ощущал, да и страсти мои ясно говорили, что я чужд этой Божественной любви… Я чувствовал, что сила жизни – в любви к Богу, сила творческая, благодатная; я думал, что если буду иметь в себе эту любовь, – то оковы моих страстей спадут сами собой, следы их растают и перегорят от огня Божественной любви. Я был убежден в этом тогда и теперь удостоверяю, что иначе и быть не может. Это та самая истина, о которой сказано Самим Спасителем нашим Богом: Истина свободит вы, и вы поистине свободни будете…

И вот, Господу моему было угодно, чтобы я заболел; и я заболел, а любви этой еще не испытал в себе; заболел и сильно плакал во время болезни о том, что остался побежденным во грехах моих – грехом, а любви-то еще не имею… Спешу каяться не раз и не два, очень много каюсь и получаю радость, ибо вижу, что грех начинает терять надо мною свою силу, так как греховного услаждения не стало в душе, помысл греховный не возникал в сердце, а покаяние соединилось с благодарностью к Богу.

Чем более я страдал, тем легче себя чувствовал. Я ощущал сильную потребность причащаться – и меня причащали. По причащении Святых Тайн мой дух окрылялся неизреченной надеждой на Бога, а сердце переполнялось благодарностью ко Господу Иисусу Христу. Здесь-то мне, убогому, и открылась в необъятной полноте любовь Божия к миру в искуплении человеческого рода. Эта любовь заговорила как бы во мне, внутри всего моего существа, с такой силой ко Господу, что я не чувствовал и своих страданий… Я осознавал себя глубоко грешным, но в то же время горячая надежда на спасающую любовь и милость Господню неизменно окрыляла мой дух. Слезы умиления лились из очей, а что переживало при этом сердце, я не могу и описать… Я не чувствовал потребности в пище; тяготился, когда меня посещали другие. Я блаженствовал, уязвленный любовию ко Господу, желал остаться, хотя бы навечно, один и страдать, но только с Господом и в любви к Нему. Вот что такое Боголюбие и вот что оно делает с душой человека!”

Святой старец Гавриил, еще не оправившись от болезни [2], стал принимать богомольцев. Посетителей становилось все больше и больше. Старец поначалу, чтобы не отвлекать сердце от Иисусовой молитвы, принимал богомольцев, стараясь не открывать глаз. Однажды он был отвлечен от внутренней молитвы внезапно раздавшимся плачем. Оказалось, что пришедшие к старцу посетители уже давно молчали, он же – беседовал с ними, читая их мысли и отвечая на них. Это столь потрясло и испугало богомольцев, что они заплакали.

Появились у старца и совершенно особые духовные чада. Ими стали студенты и преподаватели Казанской Духовной Академии из числа монашествующих. Этому всячески способствовал тогдашний ректор Академии епископ Антоний (Храповицкий). Был среди них и будущий старец Высоко-Петровского монастыря, которого старец Гавриил благословил принять монашеский постриг в Зосимовой пустыни, преподобномученик Игнатий (Лебедев). В те годы из стен Казанской Духовной академии выходят многие будущие иерархи Русской Церкви. Не все они были духовными чадами старца Гавриила, но большинство из них прибегало к его духовным советам, пользовалось его радушием и любовию в моменты тяжелых сомнений, когда совет опытного духовника и старца так необходим, душеполезен и душеспасителен. Большинство из них, оставшихся в России, приняли в разные годы мученическую смерть.

После смерти наместника Седмиозерной пустыни о. Виссариона, в феврале 1902 года иеросхимонах Гавриил был утвержден Священным Синодом в должности наместника Седмиозерной пустыни (хотя и отказывался от этой должности), а 9 июня – возведен в сан схиархимандрита.

К этому времени старец был известен уже далеко за пределами родной епархии. Среди высоких покровительниц, почитательниц, а позже и духовных чад старца была и Великая Княгиня Елисавета Федоровна, которая почти ежегодно посещала пустынь, неопустительно бывая на всех монастырских службах. Для сей высокой гостьи не готовилось особого стола, а подавалась общая братская трапеза. В четыре часа вечера происходило чаепитие в настоятельских покоях, где вместе с Вел. Княгиней Елисаветой и ее верной помощницей инокиней Варварой, чаевничали и участвовали в беседах духовно окормляемые старцем “академики”.

Еще до своего наместничества, старец Гавриил, по благословению архиепископа Арсения, приступил к постройке храма для неусыпного поминовения усопшей братии монастыря и всех православных христиан. Неутомимые работы по строительству храма подтачивали его и без того слабое здоровье, и лишь бодрость и неутомимость духа поддерживали немощное тело.

14 октября 1900 года архиепископ Арсений совершил первое всенощное бдение, а 15 октября совершил чин освящения нового храма в честь преподобного Евфимия Великого (небесного покровителя основателя Седмиозерной пустыни – схимонаха Евфимия) и свт. Тихона Задонского (небесного покровителя схиархимандрита Гавриила до принятия им схимы). Удивительное дело! В 1928 году большевики разгромили пустынь, иноков: кого – расстреляли, кого – сослали в концлагеря. Взорвали и снесли, практически, весь монастырь. И только один храм св. Евфимия Великого и свт. Тихона Задонского, устроенный силами святого старца для поминовения почивших в Бозе православных христиан, устоял. Устоял, как некий знак святости его устроителя, как надежда на возрождение святой обители, коей Господь даровал еще одного небесного покровителя – преподобного старца Гавриила.

В этом дивном храме сподобился преподобный Гавриил чудесного видения Тайны Христовой Жертвы за грехи людей, сонма Ангелов, Архангелов, Херувимов и Серафимов, сонма святых и, наконец, Самого Спасителя, приносящего Себя в Жертву Богу и Отцу Своему за грехи людские.

Но и здесь не обошлось без клевет и возведения напраслин на святого старца. Много пришлось пережить незаслуженных обид престарелому отцу Гавриилу, уволенному с места наместника. Его подвергли нескольким обыскам, лишили келейников, выселили из домика. Сырая и неприспособленная келья, куда перевели старца, оказалась непригодной для его расстроенного здоровья.

Один из духовных сыновей святого старца, будущий священномученик Иувеналий (Масловский), бывший тогда игуменом псковской Спасо-Елеазаровой пустыни, выхлопотал перевод схиархимандрита Гавриила к себе.

В Спасо-Елеазаровой пустыни старец Гавриил занялся усиленно Иисусовой молитвой, положив себе вычитывать ее 12 тысяч раз, кроме того, вычитывая положенные по Уставу службы: полунощницу с кафизмой, утреню, часы – 1, 3, б, 9-й, вечерню с повечерием, келейное общее правило. И при этом никому из богомольцев не отказывая в приеме.

Через некоторое время к молитвенному деланию и духовному окормлению монастырской братии старец Гавриил присоединил еще и духовное наставничество народа, толпами стекавшегося к нему. Старец прославился как великий утешитель и помощник в скорбях. Весть о новом благодатном и прозорливом старце наводнила пустынь толпами богомольцев, коих в день у старца бывало до 150 человек. Часто старец давал богомольцам один и тот же совет – взять масло от лампады Цареградской иконы Божией Матери в Елеазаровском соборе и помазаться им. Когда его со слезами радости благодарили за исцеление, он спокойно отвечал: “Я тут не причем, Царицу Небесную благодарите!..”

Видя, что народ стал все чаще приходить к нему с просьбами об исцелении недугов, святой старец, по смирению своему, желая отклонить от себя очень уж усердное почитание некоторых богомольцев, стал для видимости прибегать к гомеопатическим средствам: давал недужным какие-нибудь капли или витаминки, и многих исцелял от серьезных и для врачей неизлечимых болезней. Но эта малая хитрость не могла умалить благодарности исцеленных.

Более всего преподобный Гавриил пытался помочь нервнобольным, близким к отчаянию, сумасшествию. Он удивительно влиял на них своею кротостью и смирением.

Великая Княгиня Елисавета и в этот, Спасо-Елеазаров, период церковного служения старца Гавриила, не покидала своего духовного наставника. Она часто посещала пустынь, старец же, в свою очередь, по приглашению матери-настоятельницы, приезжал в Марфо-Мариинскую обитель милосердия для наставления сестер обители.

Божественную Литургию старец не мог совершать без слез:

– Не могу видеть Пречистого Тела Христова, обагренного Кровию. Ведь это – за нас все! И чувствую, прямо-таки чувствуются страдания Христовы и любовь-то его безмерная. Вот и не могу не плакать, хоть и удерживаю себя. Да, ведь и голове-то больно, если сдерживаться… А волю дать себе (плакать) – боюсь вас соблазнить… Уж вы простите меня!

Это живое чувство Христа, переживание Его Искупительной Жертвы, которое доступно лишь стяжавшим дух святости, мира, любви и дар слезной молитвы, поражали богомольцев, и иногда маленькая домовая церковка просто содрогалась от рыданий молящихся, переживавших какое-то новое ощущение от молитвы. Однако, опасаясь, что такие службы могут послужить соблазном кому-то, старец стал ограничивать число служб, посещаемых паломниками.

В свои приезды в Москву в Марфо-Мариинскую обитель, святой старец обязательно посещал и Троице-Сергиеву лавру. В то время ректором Московской Духовной Академии был один из многочисленных духовных сыновей старца – епископ Волоколамский Феодор (Поздеевский), выдающийся иерарх Русской Церкви, строгий аскет, знаток святоотеческого богословия и канонического права. Владыка Феодор был духовным чадом старца еще со времен своего студенчества в Казанской Духовной Академии. В Академии схиархимандрит Гавриил не оставлял своим духовным попечением иноков-студентов, тянувшихся к “знаменитому старцу”.

В августе 1915 года старец навсегда покинул Спасо-Елеазарову пустынь и прибыл в Казань. Старец совершенно определенно сказал, что приехал умирать. И, действительно, только месяц отделяет день его отъезда из Пскова и день его блаженной кончины.

Самые последние земные дни старца проходили в пограничном состоянии полного сознания и беспамятства. Но даже тогда, когда окружающим казалось, что старец в беспамятстве, дух молитвы не покидал преп. Гавриила. Неоднократно слабеющая рука его пыталась подняться для крестного знамения, а иногда старец отчетливо произносил: Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его.

Последнее Причастие Святых Тайн принял старец из рук своего духовного чада иеромонаха Ионы. Утром 24 сентября старцу прочитали исповедание грехов повседневное, по окончании которого преподобный Гавриил явственно произнес: “Прости мя, отче, и разреши грешника”. И добавил: “Спастися подобает многими скорбями”. Это были последние слова святого старца.

После соборования по полному чину старец еще некоторое время жил и под последние слова “отходной” мирно и благочестно почил о Господе. Это было в 23 часа 10 минут 24 сентября 1915 года.

Отпевание, непрерывное до самого погребения служение панихид и чтение Евангелия, прощание духовных чад старца. Было решено похоронить старца в пустыни, в склепе под храмом св. Евфимия Великого, под храмом, строителем которого был сам схиархимандрит Гавриил.

На всем пути до Седмиозерной пустыни совершались литии при большом стечении народа. Торжественно встреченный гроб почившего на руках братии был внесен в главный храм, и тотчас началась великая панихида. Так, изгнанный из пустыни через наветничество и неправду этого мира, старец, по Промыслу Божьему, вернулся в родную обитель в еще большей славе.

В Казанском крае почитание св. старца Гавриила не оскудевало и в годы гонений на Церковь. При епископе Казанском и Марийском Пантелеймоне в начале 80-х годов для Никольского кафедрального собора была написана икона “Собор Казанских святых”, на которой был изображен и очень почитаемый в епархии старец Гавриил Седмиозерский [3]. Этому обстоятельству предшествовала передача иеросхимонахом Серафимом (одним из последних оставшихся в живых насельников Седмиозерной пустыни) мощей преподобного старца, кои удалось ему спасти, когда безбожники, разорявшие храм св. Евфимия Великого, решили осквернить и погребение схиархимандрита Гавриила, чьи честные останки почивали в этой церкви под спудом. Разорением могилы старца власти хотели остановить почитание его народом, часто в большом количестве стекавшемся к могиле “батюшки Гавриила”, в уповании на его небесную помощь и заступление.

Спасенные мощи, как драгоценную святыню, иеросхимонах Серафим тайно сохранял у знакомых монахинь, опасаясь хранить мощи старца у себя из-за возможности внезапного обыска и даже ареста [4]. Предчувствуя приближение своей кончины, благочестивый иеросхимонах передал Казанскому архиерею мощи старца Гавриила вместе с другой сохраненной отцом Серафимом святыней – чудотворной Седмиозерной иконой Божией Матери Смоленской (празднование ее совершается 26 октября по н.ст.).

25 декабря 1996 года на имя архиепископа Казанского и Татарстанского Анастасия поступило благословение Святейшего Патриарха Алексия II: “Ваше Высокопреосвященство! Синодальной комиссией по канонизации святых рассмотрены представленные Вами материалы о подвижнической жизни схиархимандрита Гавриила (Зырянова), старца Седмиозерной пустыни. Вашему Высокопреосвященству благословляется Нами совершить прославление в лике местночтимых святых Казанской епархии преподобного схиархимандрита Гавриила (Зырянова)”.

Седмиозерная пустынь, где подвизался старец, и где ныне пребывают его святые мощи, постепенно возрождается небесным ходатайством Казанских святых, в том числе, и горячим предстательством перед Престолом Божиим преподобного Гавриила, стяжавшего благодатные дары святости и воспитавшего для Русской Православной Церкви целый сонм новых мучеников.

В 2016 году настоятель Седмиезерной Богородичной пустыни архимандрит Герман (Кузьмин) передал в дар Высоко-Петровскому монастырю икону преподобного Гавриила с частицей его святых мощей.

 

[1] Цитируется по книге: Архимандрит Симеон (Холмогоров). Един от древних. Преподобный старец Гавриил. – СПб.: «Контраст», 2012.

[2] Результатом болезни стала та полнота старца, над которой он сам часто подшучивал, говоря, что это ему в наказание за невольное осуждение одного полного схимонаха, о котором Гавриил, тогда еще послушник Оптиной пустыни, подумал: “Ну и схимник!..”

[3] По всей видимости, владыка Пантелеимон получил устное благословение Патриарха Пимена на почитание преподобного старца Гавриила как местночтимого святого Казанской епархии. Устная форма благословения объяснялась обстоятельствами тех лет. Подобные примеры известны и в истории других епархий.

[4] Иеросхимонах Серафим после закрытия Седмиозерной пустыни был сослан, позже неоднократно арестовывался. С 1940-х гг. проживал в Казани.

VK
OK
Telegram
WhatsApp
Email
В печать