О пострадавших за Христа насельниках Высоко-Петровского монастыря в революционные годы

Когда мы говорим о «новых исторических данных», мы, конечно, имеем ввиду ту огромную работу, которая была проделана в 1990-х – 2000-х годах исследователями жизни за Христа пострадавших в годы гонений на Церковь. Результаты их исследований были опубликованы в книгах и статьях, стали основанием написания житий новомучеников и исповедников Церкви Русской и богослужебных текстов. За годы с того времени, как для Церкви были открыты архивы, очень многое удалось узнать. За те же годы, к сожалению для исследователей, почили о Господе практически все остававшиеся в то время в живых непосредственные свидетели и участники событий церковной жизни 1920-х – 1930-х годов. Казалось бы, сложно узнать что-то новое о тех, кто подвергался гонениям от богоборческой власти, тем более в условиях, когда часть архивных данных вновь стала недоступна исследователям.

Но еще не на все вопросы у нас есть ответы, имена тысяч святых страдальцев еще не вошли в наши календари. Работа епархиальных и Синодальной комиссий по канонизации, несмотря ни на какие препятствия, продолжается. И главное, Господь по Своей милости являет нам порой свидетельства, о которых мы и не думаем и дает ответы на вопросы, которые мы напрямую не задавали.

Мой доклад посвящен пострадавшим за Христа насельникам, клирикам и прихожанам Высоко-Петровского монастыря. На сегодняшний день в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской прославлено десять святых, имевших непосредственное отношение к обители и пострадавших в разные годы и в разных местах. Так, еще в 1918 году под Смоленском был расстрелян священномученик Макарий (Гневушев), епископ Орловский и Севский, бывший настоятелем обители в 1908–1909 годах, и в том же году в Москве расстрелян мученик Николай Варжанский, московский епархиальный миссионер, возглавлявший Варнавинское общество трезвости, филиал которого работал в Высоко-Петровском монастыре в начале ХХ века. В 1931 году был расстрелян келейник преподобного Алексия Зосимовского, рукоположенный во иеромонаха после его смерти в Высоко-Петровской обители, преподобномученик Макарий (Моржов). Четверо преподобномучеников, клириков монастыря, были расстреляны и погибли в лагерях в 1937–1938 годах, среди них – наиболее известный старец обители преподобномученик Игнатий (Лебедев), духовный отец самой крупной из тайных монашеских общин монастыря, преподобномученики Варлаам (Никольский), Герман (Полянский), Косма (Магда), и также в 1938 г. был расстрелян мученик Иоанн Попов, профессор Московской Духовной академии, близко связанный с петровской общиной и ее настоятелем архиепископом Варфоломеем (Ремовым) в последние годы ее существования. Из прославленных новомучеников обители последним погиб в тюрьме в 1943 году известный подвижник преподобномученик Феодор (Богоявленский).

Изучение материалов и источников, связанных с именами новомучеников и пострадавших в годы гонений клириков и прихожан обители, помогло восстановить не только более полную картину жизни монастыря в начале ХХ века, но и легли в основание создания иконы «Собор новомучеников и исповедников Высоко-Петровского монастыря», написанной Ольгой Владимировной Клодт по благословению наместника обители Преосвященного владыки Меркурия, ныне митрополита Ростовского и Новочеркасского, и освященной им в день памяти святых новомучеников и исповедников Церкви Русской 13 февраля 2011 года. На иконе изображены не только прославленные святые, но и те пострадавшие в годы гонений, чьих имен еще нет в месяцеслове. Также среди небесных покровителей обители мы видим образ одного из насельников монастыря XIX века, ставшего духовным наставником многих новомучеников, – преподобного Гавриила Седмиезерного.

Работа в российских архивах продолжается по сей день. Однако не только она дает нам новую информацию.

Мне бы хотелось кратко осветить несколько источников, из которых мы получили некоторые новые данные.

1.​ Работа с частными архивами, материалы которых не могут быть быстро исследованы и обнародованы, в основном, из-за занятости их хранителей и отсутствия у них адекватной помощи, к тому же многие рукописные документы требуют иногда не только набора, но порой и достаточно длительной расшифровки. Так, например, в архиве тайных монашеских общин Высоко-Петровского монастыря, который хранится у историка Алексея Беглова, довольно много писем, открыток, записей проповедей владыки Варфоломея и других старцев обители, бережно сохраненные их духовными чадами. Некоторые письма, например, владыки Варфоломея написаны достаточно ясно, а другие почти невозможно прочитать – в первую очередь, из-за тяжелого состояния здоровья владыки.

2.​ Работа в зарубежных архивах. Трудность охвата материала здесь связана, в том числе с тем, что большинство источников иноязычны и требуют времени не только на осмысление и анализ, но и на перевод. Так, в архиве1 католического епископа Пия Эжена Невё, апостольского администратора в Москве в 1926–1936 годах находятся сотни листов документов, описывающих состояние не только католической, но и Русской Православной Церкви, а также относящихся в целом к истории нашей страны. Некоторые из этих писем опубликованы, но далеко не все. В то время как епископ Невё каждые две недели аккуратно направлял в католическую комиссию «Про Руссиа» письма на 3-4 листах, плотно занятых машинописным текстом. В этих письмах-отчетах Невё писал обо всем, о чем узнавал за прошедший период – от таких значимых событий, как взрыв Храма Христа Спасителя или реакция митрополита Сергия на опубликованную декларацию в 1927 году, до анекдотов и уличных зарисовок. Так, в письме от 4 января 1932 г. Невё пишет: «При подготовке взрыва храма Христа Спасителя коммунисты выдвинули требование, чтобы ни одно из окрестных зданий не пострадало. К чести русских инженеров: ни один из них не согласился взяться за эту работу. Привезли из Берлина одного немца, который сделал эту работу за три миллиона долларов. Этот факт был подтвержден достоверными источниками».2 В письмах Невё, который неоднократно встречался с епископом Варфоломеем, осталась и информация о самом владыке и клириках и прихожанах Высоко-Петровского монастыря;

3.​ Работа с материалами, которые были ранее доступны исследователям, но не были хорошо проанализированы и сопоставлены с другими источниками, а потому породили достаточно спорные выводы. Особое внимание хочу обратить на следственное дело 1935 года, по которому были арестованы 22 человека, в том числе архиепископ Варфоломей (Ремов), мученик Иоанн Попов и другие члены Петровской общины.

4.​ Рассказы духовных чад тех духовников, кто в годы гонений был членом петровской общины и дожил до преклонных лет. В этом контексте хочу обратить внимание на недавние встречи с духовными чадами иеромонаха Пафнутия (Уткина), почившего в 1978 г., бывшего в молодости прихожанином Высоко-Петровского монастыря и иподиаконом владыки Варфоломея.

Вот некоторые примеры того, что нам удалось узнать из этих источников.

1. В личном архиве историка Сергея Алексеевича Беляева есть не вошедшие в опубликованные издания машинописные материалы Михаила Ефимовича Губонина, известного исследователя жизни святителя Тихона, в том числе воспоминание одного из старцев обители, игумена Митрофана (Тихонова) о служении Святейшего Патриарха Тихона в Высоко-Петровском монастыре. Вот отрывок из этого воспоминания: «…Служил как-то всенощную в Петровском монастыре Святейший Патриарх. Монастырь этот был известен в то время своим необыкновенным личным составом начиная с настоятеля – премудрого епископа Варфоломея (Ремова) и кончая последним послушником. Все здесь было не как у всех: все делалось по уставам и святоотеческим завещаниям и преданиям давно не существующих пустыней и скитов разгромленных ныне; по каким-то забытым уже всеми и только лишь здесь соблюдавшимся традициям. Служили неизменно – дольше всех, кланялись – ниже всех, выглядели – смиреннее всех. Все было свято, благолепно и по чину… Даже кадила возжигали и тушили тогда, когда это было положено по типикону, а не как пономарю или свечкодую взглянется или вздумается. Ради патриаршего служения на этот раз и читать шестопсалмие поручено было не обычному или “рядовому” “учиненному брату”, а, чести ради, известному в Москве батюшке, отцу Сергию Голощапову, “приметавшемуся” в Петровское монастыре, в силу того, что исповедывал подобно многим другим непререкаемый принцип: “все кругом пустырь; на свете есть один – Петровский монастырь!”…»3

Из опубликованного там же «Богослужебного дневника Святейшего Патриарха Тихона» 4 мы узнали о нескольких богослужениях, совершенных святителем Тихоном в нашей обители, начиная с 1918 года, а также о сослужениях ему в других храмах настоятеля монастыря епископа Варфоломея (Ремова). 18 июня (1 июля) 1924 года святителем Тихоном в Высоко-Петровском монастыре было отслужено всенощное бдение в день празднования Боголюбской иконы Божией Матери – престольный праздник последнего из открытых для верующих храмов обители. Интересно, что уже через день, 3 июля (н.ст.), вышло постановление Президиума Моссовета: «Опечатать все здания культа Высоко-Петровского монастыря и акт опечатания направить в срочном порядке в Отдел Админ. надзора»…5

А вот что пишет Губонин о самом отце Митрофане: «Духовник Высоко-Петровского монастыря, старец о. игумен Митрофан, весьма почтенный, уважаемый и благодатный старец (он запечатлен на одном из полотен П. Д. Корина в серии картин-портретов «Уходящая Русь»), пользовался огромным почитанием народа. Он был выходцем из Зосимовой пустыни и считался одним из столпов духовного строя Петровского монастыря в период управления последним Преосвященным Варфоломеем (Ремовым). После разгрома монастыря все его лучшие монахи были, конечно, сосланы в разные концы земли Русской. По-видимому, эта же участь постигла и о. Митрофана.

В середине двадцатых годов, в период тайного воссоздания иерархии во избежание пресечения благодатного преемства в Церкви (т.к. епископат находился в тюрьмах и концлагерях) был упорный слух о том, что о. Митрофан является одним из тайно хиротонисанных архиереев, которые обязаны были до поры до времени скрывать свое епископство, дабы не подвергнуться общей участи с епископами явными. 

Было ли это в самом деле так (в отношении о. Митрофана), в наше время, по прошествии многих лет – судить трудно, но что тайных архиерейских хиротоний в те годы было немало – факт несомненный и общеизвестный».6

От того же Губонина мы узнали некоторые имена людей, о которых из других источников нам неизвестно, и это исследование еще впереди. Так, он упоминает, что в составе братии Высоко-Петровского монастыря был, например, «Серафим (Крутень, закончившего дни свои в сане схи-игумена, в Одесском архиерейском доме)» – это схиигумен Савватий, несколько лет проведший в лагерях; что среди монастырских послушников был «некий Василий Петрович, обладатель обширной конспиративной богословской библиотекой, – окончивший дни свои на Соловках»7.

2. Что касается работы в зарубежных архивах, то, как уже говорилось, в архиве Генеральной курии конгрегации ассумпционистов в Риме есть множество материалов, относящихся к переписке епископа Пия Эжена Невё с руководителем Комиссии «Про Руссиа» епископом Мишелем д’Эрбиньи, в том числе касающихся настоятеля и братии Высоко-Петровского монастыря.

Следует отметить, что если Русскую Православную Церковь власти воспринимали как идеологического врага, то католиков – не только как идеологического, но и как политического. Католическая Церковь уничтожалась с не меньшим упорством, чем Православная, и поэтому перед лицом общей беды христиане разных конфессий искали возможность помогать и поддерживать друг друга. В то же время, с одной стороны, бывали и случаи прямого прозелитизма со стороны католиков, такие случаи тоже описаны у епископа Невё, а с другой стороны, бывало, что сами православные, а чаще обновленцы искали возможности единения с Римом. Порой католики хотели видеть симпатии к католичеству и там, где нам трудно их себе представить, возможно, принимая за таковое простое человеческое – христианское – участие в судьбе гонимых католиков. Так, например, в письме от 15 марта 1929 года епископ Невё пишет: «На Соловках эпидемия сыпного тифа. Мне не сообщали о смертях среди наших, но мне передали о смерти православного епископа Петра Зверева, очень достойного и благочестивого и склонного к католичеству, как мне сказали»8. 10 июня 1930 г.: «Волна террора, остановившаяся с февраля, возобновляется: у православных только что арестован отец Митрофан, последний старец, который исповедовал лучшую часть духовенства Москвы. Раньше он был прикреплен к Петровскому монастырю и был довольно хорошо расположен к католичеству»9. Это о том же самом старце Митрофане, о котором мы только что читали у Губонина. В последний раз он был арестован весной 1941 года и, по некоторым данным, расстрелян в тюрьме в 1943, но точных данных у нас нет.

Письма епископа Невё и некоторые документы легли в основание обвинения владыки Варфоломея в тайном принятии католичества, однако эти же письма заставляют нас усомниться в этом. Мне точно не хватит времени доклада, чтобы остановиться на этом вопросе подробно, но вкратце отмечу, что в своих словах владыка Варфоломей очевидно хотел показать епископу Невё и его начальникам вплоть до Папы Пия XI, что он – тайный католик, однако его дела, судя по воспоминаниям тех, кто был рядом с ним, ничем это не подтверждают. Так, епископ Невё дважды в своих письмах упоминает о конкретных заданиях, которые он даёт владыке Варфоломею. В письме от 20 июня 1932 г. он пишет: «Он [владыка Варфоломей] спросил меня, как действовать для того, чтобы приблизить идею объединения? Я сказал ему, что нужно провозглашать необходимость объединения публично в проповедях, делать желанным объединение, объясняя слова нашего Господа после Тайной Вечери, добавляя историю Церкви перед разделением, выделяя как главное силу, которую дает Единство Церкви христианам, и т.д. И в частности, в кругу своих духовных чад я предложил ему создать простое сообщество молитв о Единстве, присоединяя их к исповеди. Да соделает благой Бог плодоносным это доброе расположение»10. Замечу, что плодоносным это расположение так и не стало. В письме от 1 августа 1932 г. при описании встречи с владыкой епископ Невё вновь пишет о таком же разговоре, но произошедшем через месяц: на вопрос владыки «“Что Вы предложите мне делать конкретно?” – я повторил ему то, что я ему уже говорил: 1) в проповедях напоминать догмат об истинном единстве Церкви; 2) духовным чадам предписать молиться о Единстве; 3) душам наиболее подготовленным и внушающим доверие говорить о необходимости быть в единстве с Римом и о том, чтобы готовить себя к этому, чтобы осуществить желание и молитву Спасителя накануне Его смерти. (Я констатировал, что этот призыв к священной молитве нашего Господа производит глубокое впечатление на русских)»11. До ареста владыки Варфоломея остается два с половиной года активной деятельности как духовника и главы тайной большой монашеской общины. И что же мы видим? Нет даже намека на исполнение этих конкретных поручений. 

Однако есть другие плоды взаимодействия владыки с католиками: 

1) епископ Невё получает от владыки как от одного из источников информацию об арестах священнослужителей и в целом о гонениях на Церковь в Советской России и передает ее зарубеж, так что эта информация становится известна в мире; 

2) владыка Варфоломей привлекает Невё к делу помощи не только католическим, но и православным заключенным, так в декабре 1929 года епископ Невё пишет: «Владыка Варфоломей умолял меня ему помочь купить заключенным обувь и бельё. Естественно, я немедленно согласился»12; также Невё по просьбе владыки организовывал помощь заключенным через «Красный крест». Деньги на таковую помощь Невё регулярно получал через французское посольство и аккуратно отчитывался в потраченных средствах;

3) владыка всеми силами стремится как можно дольше сохранять тайную Петровскую общину, еще в 1929 году изгнанную из стен Высоко-Петровского монастыря, но продолжавшую действовать в стенах находившихся поблизости храмов до 1935 года, сохраняя свой устав, зосимовские традиции, тайное монашество, то есть оставаясь все той же петровской общиной (об этом свидетельствуют воспоминания членов этой общины – клириков и тайных монахинь, а также следственное дело 1935 года, по которому арестованные проходили именно как члены тайной петровской общины). Для того, чтобы продолжать эту деятельность, владыке необходимо было хоть как-то поддерживать свое здоровье, которое очень сильно пошатнулось еще во время его первого ареста в 1921 году. Через епископа Невё он получал столь необходимый для его сердца кофеин, который невозможно было достать в Москве, и просьбы о котором Невё регулярно отправлял в письмах своему патрону – так, 8 октября 1934 года он пишет: «Добрый епископ… просил меня обратиться к Вам еще раз с просьбой сделать ему новую посылку кофеина, без которого его сердце не может больше работать»13; 

4) – главное, на что хотелось бы обратить внимание, – владыка Варфоломей настраивает епископа Невё против православных и обновленческих архиереев, которые ищут возможности общения с католиками или с которыми сам епископ Невё хочет выйти на связь – речь о епископе Коломенском (позже архиепископе Самарском) Петре (Рудневе), епископе Петергофском Николае (Ярушевиче), епископе Владимире (Путяте), лишенном сана и ушедшем в обновленческий раскол, обновленческом «архиепископе» Николае Розанове. Таким образом, доверие католиков к этим архиереям падает, и все внимание сосредотачивается на владыке Варфоломее, напомню, никак не позиционирующем себя в своей религиозной деятельности как католик, кроме как на словах в непосредственном общении с католиками. 

В то же время необходимо отметь, что планы католиков относительно Русской Церкви были весьма серьезны. 

Епископ Мишель д’Эрбиньи, имевший неограниченные полномочия от Папы относительно России и Восточной Европы, писал епископу Невё 5 февраля 1931 года: «…План мой сводится к следующему: нужно подготовить избрание русского патриарха из числа епископов, находя​щихся сейчас на территории России, который – прежде чем открыто объявить о своем избрании – перебрался бы на Запад и, может быть… пошел бы на заключение унии со Святым Престолом. …Мне кажется, что… мы сможем организовать выборы патриарха, в которых примут участие достойнейшие из находя​щихся в России епископов. Я думаю, что для этой роли подошел бы епископ Варфоломей. …избранный патриархом должен будет приехать сюда… Мне кажется, что возможно осуществить переход границы через Чудское озеро. В любом случае, этим делом стоит заняться всерьез. … провозглашение русского патриарха Ватиканом или благодаря Ватикану вполне может вызвать положительную реакцию. Если даже не будет провозглашена уния – все равно это предприятие окажет огромную услугу всему христианскому миру: таким образом удастся спасти христианскую веру многих православных и уврачевать их внутренние настроения». Письмо это очень большое, я прочла только небольшой его отрывок, опубликованный, как и остальной текст, в книге Антуана Венгера «Рим и Москва»14.

Таким образом, благодаря владыке Варфоломею у католиков не остается иных претендентов для разворачивания вышеописанной деятельности. Как он сам говорил на одном из первых допросов в марте 1935 года, «я этим самым стремился удержать в своих руках нити основного общения Неве только со мной».15 К тому же, будучи признан католиками, он получил возможность быть духовником епископа Невё, и фактически лишил его необходимости общаться с кем-либо еще из православных архиереев. Будучи верным последователем Святителя Тихона, владыка мог повторить вслед за ним: «Пусть имя мое погибнет в истории, лишь бы Церкви была польза». После расстрела владыки Варфоломея и отправки на Соловки архиепископа Петра (Руднева) и Николая (Розанова) общение Невё с русскими иерархами прекращается.

5) И еще о двух «совпадениях»: в том же 1933 году, когда были подписаны известные исследователям документы о создании католической кафедры в Сергиевом Посаде и назначении на нее владыки Варфоломея, епископ Мишель д’Эрбиньи, единолично (хотя и с ведома Папы) подписавший данные документы, неожиданно впадает в немилость и до конца своих дней (1957 год) направляется в ссылку в один из дальних монастырей; через год после ареста владыки Варфоломея епископ Невё уезжает из России и больше сюда не возвращается – в Москве остался только один католический священник, к тому же плохо знавший русский язык. Миссия католиков в России после активизации в начале 1930-х годов была остановлена на многие годы.

3. Много нового мы можем узнать из известных ранее источников, уделив больше внимания их анализу и сопоставлению с другими документами.

В этом ключе рассмотрю только один вопрос. В обвинительном заключении следственного дела 1935 года, по которому были арестованы 22 человека, в том числе архиепископ Варфоломей (Ремов), мученик Иоанн Попов и другие члены Петровской общины, говорится: «В СПО ГУГБ поступили сведения о том, что в Москве существует русско-католическая организация церковников, созданная по директивам русской комиссии при Ватикане негласным представителем последнего в Москве, католическим епископом – Евгением Неве… К[онтр]-р[еволюционная] организация состоит из двух групп: католической и православной. Причем обе группы объединяются при нелегальном петровском монастыре в Москве, организованном по инициативе Ремова. <…> католическая группа… своей основной задачей… ставила подготовку активных к[онтр]-р[еволюционных] кадров для борьбы с советской властью»16. В постановлениях об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения у 10 человек говорится: «…достаточно изобличается в том, что состоял членом католической группы к[онтр]-р[еволюционной] организации при нелегальном “петровском монастыре” и вел антисоветскую агитацию»17. Это следственное дело породило миф о действительном существовании таковой группы в обители. Однако внимательное исследование привело к выводу, что это обвинение было полностью сфабриковано властями.

Материалы следственного дела и их сопоставление с иными источниками, в частности, письмами епископа Пия Невё, вполне ясно показывают: при «тайном петровском монастыре», под руководством архиепископа Варфоломея не существовало даже «небольшой католической ячейки» (как записано в «показаниях» владыки). В «католическую группу» были включены: 1) ныне прославленный в Соборе новомучеников и исповдеников Церкви Русской профессор Иван Васильевич Попов, 2) Александра Качалова и 3) Нина Кенарская, которые были православными прихожанами тайного Высоко-Петровского монастыря; 4) православный архиепископ Петр (Руднев) и 5) обновленческий «архиепископ» Николай Розанов, которые не были католиками и не имели отношения к Петровской общине. Из включенных следователями в вышеозначенную группу лиц трое открыто исповедовали католичество, однако они не имели никакого отношения к Петровской общине (Екатерина Цицурина, Любовь Шорчева и Вера Верт). Известные нам сегодня источники позволяют говорить не более чем о двух лицах, которых гипотетически можно было бы посчитать членами некоей тайной «католической ячейки» – это духовная дочь владыки Варфоломея Елена Рожина (о ней неоднократно упоминает Невё, и ее собственные показания вызывают некоторое смущение, однако известно, что свою жизнь она окончила, будучи псаломщицей православного храма Успения Пресвятой Богородицы города Ряжска) и доктор Леонид Титов, начавший посещать богослужения в Петровской общине по совету Невё только с августа 1934 г., т.е. за полгода до ареста. Единственное, что объединяет всех этих лиц, – это факт знакомства обвиняемых с католическим епископом Пием Невё и с настоятелем Высоко-Петровского монастыря архиепископом Варфоломеем. Необходимость «раскрытия» в самом начале 1935 года контрреволюционной деятельности русско-католической группы, действующей при тайном православном монастыре и руководимой из Ватикана, вполне можно объяснить активизацией репрессий в связи с убийством в декабре 1934 года Сергея Кирова.

4. Как я уже говорила, еще одним источником получения новых знаний о пострадавших за веру являются рассказы духовных чад тех, кто в годы гонений подвизался в Высоко-Петровском монастыре. Так, летом этого года к нам пришла раба Божия Тамара Теренина, в юности окормлявшаяся у протоиерея Бориса Уткина, служившего в храме Илии Обыденного, перед смертью принявшего монашеский постриг с именем Пафнутий. Она немало рассказала об иеромонахе Пафнутии, его наставлениях и жизни. Рассказ ее во многом был подтвержден и дополнен Ольгой Алексеевной Тепляковой, дочерью монахини Анны (Тепляковой), келейницы отца Пафнутия. С их слов отец Пафнутий, 1905 года рождения, живший с раннего детства до арестов и позже – до конца жизни в квартире на углу Петровского и Цветного бульваров, сызмальства был прихожанином Высоко-Петровского монастыря. Впервые он был арестован еще в начале 20-х годов за то, что у него в кармане нашли четки, после заключения вернулся в Москву, был иподиаконом владыки Варфоломея, потом вновь последовал арест и лагерь. Ольга Алексеевна передала справку, свидетельствующую о том, что Борис Уткин в 1935 г. работал в Дмитровском ИТЛ на строительстве канала Москва-Волга, его фотографию уже в сане иерея, молитвослов и, что для меня лично особенно дорого, – хранимую им всю жизнь как святыню епитрахиль владыки Варфоломея. Сделав запрос в архив, я получила возможность поработать со следственным делом, по которому Борис Уткин вместе с некоторыми другими членами тайной общины Петровского монастыря был арестован в октябре 1932 года. Изучение этого дела дало немало новой информации, например, о том, что в 1931 году храм преподобного Сергия Радонежского на Большой Дмитровке, где тогда находилась Петровская община, неоднократно посещал18 епископ Минский Феофан (Семеняко), расстрелянный 10 ноября 1937 г. в Дальлаге в Хабаровске19.

Что касается самого иеромонаха Пафнутия, то ранее мы считали, что последним из петровских старцев зосимовской традиции, окормлявших тайные монашеские общины нашей обители, был архимандрит Исидор (Скачков), почивший в 1959 году. Однако от Ольги Алексеевны мы узнали, что среди посетителей, регулярно приходивших к отцу Пафнутию за духовным советом как к опытному духовнику и старцу, была жившая неподалеку матушка Евпраксия (Трофимова) – одна из старших монахинь Знаменского скита, существовавшего по благословению преподобномученика Игнатия (Лебедева) для его тайных пострижениц, прихожанок Высоко-Петровского монастыря, сразу за Трубной площадью, в Печатниковом переулке, дом 3. Скит просуществовал фактически до смерти матушки Евпраксии и другой старшей монахини матушки Ксении (Поповой), обе они почили в 1979 году, оставшиеся монахини переехали к родственникам. А сам отец Пафнутий почил в 1978 году, за три часа до смерти будучи пострижен в монашество. Эти страницы истории монастыря еще требуют дальнейшего исследования.

Балашова Елена Григорьевна,

аспирант МПИ св. апостола Иоанна Богослова

Список литературы:

1 Находится в Архиве Генеральной курии конгрегации Ассумпционистов (Рим, Италия). В данной статье документы этого архива отмечены буквами АА (Архив ассумпционистов).

2 АА, 2ER 139. P. 3 (1932).